Личные мотивы - Страница 102

102

Михаил задавал еще множество вопросов, на которые Ольга добросовестно отвечала, понимая, что никакой пользы ее ответы не приносят. Она рассказывала о том, как он впервые появился в доме Крамаревых, такой загадочный, неразговорчивый, задумчивый и невозможно красивый, о том, как они познакомились, как начали встречаться, о том, что он уезжал на две недели, а после этого рядом с ним появились охранники, не отпускавшие Славомира от себя ни на шаг. Гашин тогда признался, что ездил проводить какие-то испытания в лаборатории, и теперь он готов закончить свою разработку, которая вошла в финальную стадию, поэтому его отныне усиленно охраняют. Ей было что вспомнить о Славомире Гашине, и воспоминания эти были болезненными и одновременно сладкими. Однако никакого света на возможные направления поисков Гашина они не проливали. Человек, которого она страстно любила, с которым много разговаривала, с которым спала, по которому страдала и которого не могла забыть, так и остался для нее закрытой книгой.

* * *

Завуч школы номер два города Руновска Наталья Олеговна оказалась моложавой, симпатичной, но невообразимо тучной. Двигалась она медленно и тяжело, но взгляд у нее был живым и заинтересованным. Узнав, какие сведения нужны московским гостям, она мгновенно помрачнела.

— Тяжелая была история, — сказала она. — Даже сейчас вспоминать больно, а уж тогда…

Она все отлично помнила, помнила в лицо и по именам и охранников обкомовских дач, и родителей погибших мальчиков.

— Разве такое можно забыть, — сказала она печально. — У меня все лица до сих пор перед глазами стоят, хотя столько лет прошло.

Настя добросовестно записала всю информацию, которую смогла выудить из Натальи Олеговны. Особенно ее интересовали свидетели происшествия, но свидетелей оказалось немного, только двое охранников.

— А на дачах в это время кто-нибудь отдыхал? — настойчиво спросила Настя. — Наверняка ведь эти люди тоже выбежали на берег и все видели.

— Там отдыхал директор какого-то крупного средмашевского завода, — вспомнила завуч. — Но он в больницу не приходил, так что, наверное, он ничего и не видел.

Настя Каменская отлично понимала, что за этим на самом деле стоит: Средмашем в советское время именовали закрытые предприятия оборонного значения, у них даже милиция была своя, отдельная, и прокуратура, и суды. За каждым сотрудником таких предприятий следили в три глаза, поэтому директора такого завода опекали плотно, в том числе и во время отдыха, и не абы какие охранники, а офицеры КГБ. Вот эти офицеры и выступили свидетелями по делу о несчастном случае с подростками. Надо бы найти этих свидетелей и поговорить с ними. А вдруг они тогда не все рассказали? Вдруг что-то знают? Смысла в этом, конечно, маловато, но надо же с чего-то начинать.

Фамилию директора завода Наталья Олеговна тоже вспомнила, и Настя ее на всякий случай записала, хотя какой уж такой случай может приключиться? Все равно он ничего не видел. А если и видел, то вряд ли вспомнит, лет-то ему уже должно быть совсем немало.

Ближе к вечеру позвонил Стасов и унылым голосом сообщил, что помочь Насте ничем не сумел: он нашел, хоть и с большим трудом, контакты в отделе внутренних дел Руновска, но, как и ожидалось, ему сказали, что отказные материалы четвертьвековой давности уничтожены в соответствии с приказом номер… И сотрудников милиции, которые двадцать шесть лет назад оформляли эти материалы, ему разыскать не удалось.

— Тогда я возвращаюсь, — решительно сказала Настя. — Мне тут больше делать нечего.

— И то верно. Возвращайся и начинай работать по новой, будешь искать родителей и свидетелей.

Настя и Чистяков взяли билеты на ближайший поезд до Москвы, быстро собрали немногочисленные пожитки, оставили ключи от квартиры соседке, как велела хозяйка, и еще целых полтора часа, сдав сумки в камеру хранения, гуляли по городу, чтобы надышаться свежим воздухом, прежде чем на сутки запереть себя в маленьком купе.

— А все-таки нам хорошо работать вместе, — задумчиво проговорила Настя, когда поезд тронулся и здание вокзала проплыло мимо окна. — Может, тебе бросить свою мудреную науку и пойти ко мне в напарники?

— Я подумаю, — пообещал Алексей. — Смотри-ка, этот Руновск на удивление маленький город.

Он улыбнулся и помахал кому-то через окно.

— Кому ты машешь?

— А вон там на скамейке сидит парочка, которую я видел в кинотеатре. Помнишь, я тебе говорил про неказистого мужичка и даму весомых достоинств? Они нас с тобой тоже тогда заметили, видно, приезжие здесь бросаются в глаза, и на них обращают внимание.

— Почему ты решил, что они нас заметили? — не поняла Настя.

— А мужичок встретился сейчас со мной глазами и улыбнулся. Знаешь, Аська, вот пустячок — а приятно. Вроде как в этом заштатном городишке у нас с тобой знакомые остались. Ну что, пойду очаровывать проводницу и узнавать, как тут дела обстоят с чаем и питанием.

Чистяков вышел из купе, а Настя растянулась на полке и снова стала думать о докторе Евтееве. Всего три недели назад она и знать его не знала, а теперь он занимает все ее мысли.

* * *

— Зачем ты ему улыбнулся? — кипятилась Линда Хасановна. — Теперь он тебя запомнил.

— Ну и что? — весело отозвался Петр. — Нам с ними больше не работать, они уехали. Закончили, видать, все свои дела. И мы с тобой свои дела закончили, пойдем покупать билеты до Южноморска.

— А вдруг они вернутся? Вдруг они не закончили? — не унималась Линда. — Откуда ты можешь знать? Они за все время, что пробыли в Руновске, к милиции даже близко не подошли, а должны были бы. Значит, они эту задачу оставили до следующего раза. Вот посмотришь, они вернутся, и нас с тобой снова зарядят следить за ними, и что мы будем делать, если тебя запомнили? Все-таки ты удивительно легкомысленное существо, Петруша.

102