После океанариума они ходили изучать другую часть набережной, ту, что начиналась за сквером, разделяющим старую, «литературную», и новую, «политическую», части города. Новая набережная была пошире, и магазины на ней стояли другие, если на старой торговля шла в палатках и киосках, то здесь красовались торговые точки с собственными названиями, отдельными помещениями, витринами и кондиционерами. И цены в ресторанчиках и кафе были повыше, а вот пляж оказался точно таким же необорудованным и с платными пластиковыми шезлонгами. Настя и Леша поужинали в кафе под названием «Шарм», являвшем собой изящную, выполненную из дерева терраску, нависающую над пляжем. Названия в меню поражали изобретательностью, но еда была ужасающе невкусной.
— Что сказал бы драгоценнейший Яков Наумович, если бы увидел, как мы за такие деньги давимся чем-то совершенно несъедобным, — задумчиво произнес Чистяков. — Наверное, умер бы от ужаса. Он ведь говорил, что питаться мы должны только в своей гостинице, потому что у нашего хозяина самые лучшие повара.
— Но не возвращаться же ради еды на другой конец города, — рассудительно ответила Настя. — У нас с тобой запланирован осмотр улицы, на которой жил Евтеев, а это как раз в «политической» части. Давай уже скорее додавимся, расплатимся и пойдем искать дом.
На следующий день, 9 мая, Настя снова с утра предприняла попытку дозвониться хоть до кого-нибудь, но тщетно: телефоны или не отвечали, или выяснялось, что нужный человек будет доступен только после праздников.
— Все, решено, — твердо сказала она, закрывая блокнот, — сегодня будем предаваться сладкому безделью.
— Слава богу, наконец-то! — обрадовался Алексей. — Дай голове хоть немного полноценного отдыха.
Они разделись и устроились под «грибком» возле бассейна в своем отеле, заказали кофе и по два куска торта и нежились на горячем солнышке, то и дело ныряя в прохладную голубую воду, по очереди играли в игрушки на айподе Чистякова, потом Леша читал ей вслух какой-то детектив. Настя периодически проваливалась в дрему и удивлялась тому, насколько нединамично, затянуто и скучно написан роман: она просыпалась, включалась на полуслове и обнаруживала, что все понимает, словно и не пропустила ничего.
Вечером взяли такси и поехали в предгорье, в ресторан «Синее море», который активно рекламировал Николай Степанович Бессонов, уверяя, что таких хачапури, как там, они не найдут нигде в мире. Места в ресторане, как и во многих других ресторанах Южноморска, были устроены в отдельно стоящих беседках среди густой зелени, рядом протекала горная речушка, через которую был перекинут горбатый мостик, и воздух здесь был прозрачным и влажным. Цены в ресторане были запредельными, но зато хачапури действительно оказались потрясающими, нежными и сочными, Настя и Чистяков съели по три штуки и потом долго приводили себя в чувство при помощи зеленого чая.
Они сидели за столиком в беседке, и Настя вдруг увидела кота необычного окраса. Кот был симпатичный и толстый, коричневый с зеленым, а концы шерстинок — белые. Она тут же потянулась за фотоаппаратом — просто грех не запечатлеть такую красоту. Хорошо бы, чтобы удалось передать фактуру шерсти, и Настя оглянулась в поисках подходящего фона. Фон нашелся, это была оштукатуренная светло-бежевая стена здания ресторана, и солнечный свет падал прямо на нее, но встала задача поместить на этот фон привыкшее к свободе животное, да еще заставить его не жмуриться от яркого света. Однако кот оказался покладистым и охотно дошел до стены, привлекаемый запахом рыбы, кусочек которой Настя попросила у официанта, уносившего грязные тарелки с одного из столов. Чистяков стоял рядом с ней и держал вожделенный кусочек рыбы в пальцах вытянутой руки, кот сидел неподвижно, широко раскрыв глаза и не сводя застывшего взгляда с лакомства, а Настя быстро делала снимки. К ним подошел хозяин заведения, который оказался другом Бессонова.
— Можно посмотреть, что получилось? А то у нас многие Филимона снимают, а получается как-то не очень. Может, вам повезет больше.
Настя показала ему на дисплее снимки, и хозяин остался очень доволен.
— Замечательно, просто замечательно, — восторгался он. — Вы не дадите мне флэшку на пять минут? Я перекину фотографии на свой компьютер, потом напечатаю, мы их внутри в рамочках повесим. Знаете, Филимон у нас всеобщий любимец, уже шесть лет здесь живет, у него чудный характер, добрый и не вредный.
— Для кота странновато, — заметил Алексей. — Они обычно довольно своенравные.
— Нет-нет, Филимон не такой, — заверил их ресторатор, — у него очень развито чувство собственного достоинства, и людей он не боится, но и наглости себе не позволяет, в тарелки не лезет и еду не выклянчивает.
Настя отдала ему флэшку, искренне радуясь, что ее работа в качестве фотографа нашла хоть какое-то признание. В феврале в Томилине ей уже говорили, что у нее как-то особенно хорошо получается снимать животных, но тогда она сочла это банальным, ни к чему не обязывающим комплиментом. И вот теперь снова… Может быть, у нее и впрямь есть какие-то способности?
Когда вернулись в гостиницу, Бессонов предложил посидеть у бассейна, попить чайку, ему интересно было, какое впечатление произвел на гостей его любимый ресторан. После отчета о посещении «Синего моря» разговор естественным путем свернул на доктора Евтеева, который тоже любил там бывать. Настя поддерживала беседу, смеялась шуткам хозяина, а сама искоса поглядывала на Бессонова: а если это он? Если у него был повод отомстить Евтееву? Теперь она уже не сомневалась, что мотив убийства не корыстный, а личный, но какой именно? Как его обнаружить? Может быть, Лешка прав, и идти надо не от мотива, а от личности предполагаемого убийцы? Мог Бессонов убить тяжелобольного, умирающего друга? А Фридман мог? А его жена? А Галина Симонян? Все могли. И в то же время вроде бы никто из них не мог.