— И более старым, — снова подсказала Настя, дергая Доценко за прядь волос.
— …товарищам, — упорно продолжал Михаил. — Я обращаюсь к вам за консультацией. И не смей меня сбивать, — добавил он, схватив из вазы с фруктами мандарин и засовывая его в вырез Настиного платья.
Настя с хохотом достала мандарин и принялась чистить его. Разделив очищенный плод на три равные части, она сунула дольки в рот Стасову, Доценко и себе.
— Мишка, сюда еще надо прибавить, что твой Гашин — успешный ученый, много чего добившийся в жизни, — проговорила она с набитым ртом. — Это шестой элемент к твоему портрету.
— Но ты обещаешь подумать? — с надеждой спросил Михаил.
— Подумать обещаю. Но результат не гарантирую. Из меня психолог — как из тебя гуттаперчевый мальчик.
— Зато ты анализировать умеешь. Влад, а ты что скажешь?
— Ничего, — помотал головой Стасов. — Фигня какая-то получается. Этот ученый, видно, творческая личность, а с творческими личностями никогда ничего не понятно, это я как бывший начальник службы безопасности киноконцерна утверждаю с полной ответственностью. Настя, помнишь дело, на котором мы с тобой познакомились?
— Помню, — кивнула она. — Убийство актрисы. Я тогда все удивлялась, какой же у вас там гадючник.
— Вот именно, — поддакнул Владислав. — А не выпить ли нам, друзья мои?
Настя перехватила его руку, потянувшуюся к бокалу.
— Погоди, Владик. Раз уж у нас зашел разговор о психологических портретах, я тоже поделюсь своими сомнениями, может, вы коллективно что-нибудь подскажете. Вот смотрите: есть доктор Евтеев, который за три года до смерти заболевает, перестает работать, два года лежит дома, потом его убивают. Корыстный мотив не выявлен ни в каком виде. Если предположить, что это месть, то надо иметь в виду, что в течение последних трех лет он никому ничего сделать не мог. То есть повод для мести, если он вообще был, сформировался не меньше чем за три года до убийства. А вероятнее всего, временной интервал еще больше, я даже подозреваю, что лет двадцать пять. Нарисуйте мне портрет человека, способного на отставленную месть.
— На это способен не каждый, — тут же отозвался Доценко. — Очень многие могут сразу, по горячим следам, бежать восстанавливать справедливость, но через несколько лет, когда страсти улеглись, на это пойдет мало кто.
— Тюрьма? — предположил Стасов. — Человек отсидел большой срок, потом вышел и разобрался с тем, кого считает виноватым в своих несчастьях.
— Годится, — кивнула Настя. — Я об этом тоже думала. А кто еще может?
— Еще это может быть человек, вернувшийся из зоны боевых действий, — подал идею Михаил. — Тут два обстоятельства. Во-первых, он долго отсутствовал. И во-вторых, он там, на войне, привык жить и действовать на адреналине, а мирная жизнь кажется ему болотом, он не может себя найти, не может приспособиться. И тогда месть даже по незначительному и очень давнему поводу становится для него единственно возможным способом существования.
Настя покачала головой:
— Больно мудрено. Ты уверен, что такой механизм реален?
— А черт его знает, — задумчиво сказал Доценко. — Может, и нет. Но я таких людей встречал.
Стасов все-таки прекратил дискуссию на служебные темы.
— Нет, ребята, вы как хотите, а я должен немедленно выпить. У нас праздник или производственное совещание?
Он взял руководство процессом празднования на себя, его громовой голос был слышен в каждом уголке зала, и вскоре все гости снова сидели за столом.
Когда поздним вечером разъезжались по домам, Настя искренне считала, что годовщина свадеб удалась. Все было очень вкусно, и всем было очень весело.
— Готовься, сестренка, в середине июня будем пропивать твой юбилей, — сказал ей на прощание Александр Каменский. — Хочешь, устроим его здесь же? Здесь очень неплохо, правда?
Мысль о предстоящем дне рождения чуть было не отравила Насте все ее хорошее настроение. Она любила свой праздник только в том смысле, что любила получать поздравления и подарки. А вот собирать гостей и заниматься организационными вопросами, с этим связанными, не любила совсем.
— А увильнуть никак не получится? — робко спросила она.
— Нет, — твердо ответил Александр, — и не мечтай. Если ты не хочешь суетиться, я все возьму на себя, это будет мой тебе подарок.
— Тогда ладно, — с улыбкой согласилась она.
Еще с утра они договорились с Чистяковым, что Алексей сможет позволить себе выпить, а она воздержится и поведет машину. Сидя за рулем, Настя ругала себя за то, что согласилась: ей хотелось закрыть глаза и подумать, а вместо этого приходится следить за дорожной обстановкой и ловко лавировать между водителями, которые ведут свои машины более чем странно и совершенно непредсказуемо. Ей удавалось заняться собственными мыслями только на более или менее спокойных участках трассы.
Все-таки странно, что человек с характеристиками Гашина задумывает такую книгу про неудачника. Про человека, которому всю жизнь умышленно мешали и всячески вредили. Надо бы поговорить с женой Стасова Татьяной, она как-никак писатель…
Ключи лежали на самом виду, и Ангелина Михайловна не могла отвести от них глаз. Руки задрожали, стало жарко, и даже голова немного закружилась. Славик давно уже это придумал, но все не представлялось случая воплотить его план в жизнь. Ангелина Михайловна все время помнила об этих ключах, но ей казалось, что план так и останется планом, потому что у нее недостанет сил и наглости его реализовать. И вот ключи лежат прямо перед ней, а рядом — никого. Лев Сергеевич ушел в спальню переодеваться, а Людмилы Леонидовны и вовсе нет дома — сегодня, в субботу, она повела старших внуков в Бахрушинский музей, и, разумеется, как и повелось с недавних пор, Вилен Викторович их сопровождает. А кому же еще с ними идти, как не завзятому театралу Вилену? Ангелина же Михайловна пришла к Гусарову, чтобы накормить его обедом, это тоже за последний месяц стало добрососедской традицией, за что Людмила Леонидовна была Сорокиной искренне благодарна.